[h1]Кайя София Тернер| Kaya Sofia Terner[/h1] Niсola Peltz
✧ Год, дата и место рождения: ✧ Чистота крови: ✧ Место работы: ✧ Волшебная палочка: ✧ Факультет, год выпуска: ✧ Патронус: ✧ Боггарт: ✧ Амортенция: |
[h2]биография[/h2]
Итак, дети! Однажды мама-вейла и папа-волшебник провели прекрасную добрачную ночь... А может и не одну...
Впрочем: это не совсем история Кайи.
История Кайи начинается в день её рождения, дождливым летним днём. Так уж вышло - это был третий счастливейший день жизни её родителей. Разумеется после встречи и свадьбы... А ещё первого поцелуя, дня первого свидания, многочисленных годовщин всех этих дней.... В общем! Это был один из многих счастливейших дней жизни её родителей.
Первый ребёнок, прекрасная девочка с большими глазами цвета скошенной травы, тихая и улыбчивая - она будто родилась для того, чтобы быть любимой и счастливой. Так в последствии и жила.
Родители воспитывали маленькую Тёрнер как тепличный цветок. Она не сдирала коленки, её не обижали соседские мальчишки, никто не ломал игрушки, а любые "хочу" стремительно воплощались в жизнь. Другой ребёнок на месте юной вейлочки мог бы стать разбалованным и капризным, но глаза цвета скошенной травы продолжали смотреть на мир всё с тем же детским блеском восторженного любопытства.
Случайное колдовство всегда выходило смешным и ярким, вроде забитого воздушными шарами дома или превращения последнего в пряничный домик. Она любила мир в каждом его проявлении: в растениях, с которыми помогала возиться матушке, в Смешно булькающих зельях, в том, как красиво смешивается молоко и кофе и невероятном очаровании первого снега.
Эта девочка радовалась всему и всё пыталась приобразить. Поначалу это не было чем-то явным. Просто ребёнок любит лепить снеговиков больше, чем другие дети... И они детальнее, чем у других детей и... О! Целый город снежных фигур на заднем дворе дома!
Разрисованные стены и потолок, расписанные чашки и тарелки, лепка, гончарный круг, живопись - и всё это как-то совсем не волшебно...
Такое стремление даже вселяло беспокойство поначалу. Но времена менялись. Маггловские веяния успешно сжились с магией, а юная Тёрнер успешно прижилась в школе чародейства и волшебства Хогвартс.
Средняя успеваемость, но высокая популярность. Мальчишки ходят за ней толпой, девчонки и позавидовали бы, да только как? Она же каждое утро начинала с того, как всё прекрасно выглядят. Рисовала вечерами портреты подруг или делала зарисовки происходящего в гостиной курса. У неё действительно хватало друзей. И может поэтому ссоры, обиды и обманы не воспринимались так остро?
А они были. Ведь очень быстро мальчики с которыми встречалась Софи понимали, что она всему верит на слово. Ещё бы! В её семье не принято было лгать и от сверстников она подобного тоже не ожидала. Только кивала, хлопая пушистыми ресницами на любые оправдания мальчишек на забытый день рождения вроде "умерла любимая рыбка Патрик".
А даже если на лжи кто-то и был пойман, то то-ли от большой наивности, то ли от мягкосердечия - все быстро были прощены и поняты. Так уж еë воспитали.
Конечно во многом виновата Кайя была сама. Как художница и человек творческий - она имела большую слабость ко всему красивому. И смазливые мальчишки были не исключением. Может потому и не ладилось с отношениями, что смотреть глубже научилась девушка далеко не сразу.
Хотя оценки в школе у волшебницы были весьма средними, у вейлы наблюдался очевидный дар к трансфигурации. Возможно так в магии проявлялось её стремление преобразовывать прекрасное в ещё более прекрасное. Учителя даже советовали ей непременно связать с этим жизнь...
И она их послушала. Правда по своему. Окончив Хогвартс девушка стала писать живые картины на заказ. Создавать живые монументы и даже организовать волшебные перформансы, где трансфигурация стала частью шоу и визитной карточкой.
Теперь она стремится не делать красивое ещё красивее, а демонстрировать красоту заурядного. Если спросить Софи о причинах такой перемены, то наверняка услышите от неё нечто сродни:
-Вы вообще видели маленьких детей? Сморщенные и красные, но... В них столько красоты. - Скажет она, думая о появившейся в её жизни маленькой сестричке. А затем смешно щелкнет себя по кончику носа, заявит о снизошедшем озарении и где-то на улицах города непременно появится сад с живыми садовыми детьми, умело расписанными рукой Тёрнер. Они будут смеяться и хлопать в ладоши, часами перемещаясь между клумб с цветами. Просто потому, что дети красивы пока растут. В точности, как цветы.
Лара Джейн Тернер (Ринальди в девичестве) - любящая мать, вейла, работает флористом
Маркус Альберт Тёрнер - любящий отец, полукровка, изготавливает зелья
Дора Джин Тёрнер - полукровка, вейла, младшая сестра пяти лет.
Напоминалка всегда при ней
[h2]дополнительно[/h2]
Она соня. Спать может бесконечно, где угодно и совершенно не вовремя.
Редкая сладкоежка. В карманах наверняка есть шоколадная лягушка, или десять.
Хорошо, но очень редко готовит.
Отвратительная домохозяйка.
[h2]Об Игроке[/h2]
связь с вами:
@M_Nikko или лс.
предпочитаемый темп игры:
постик-два в неделю
Спектакль начался как по часам. Шесть вечера, зал полон, а история стара как мир. Критики напишут "эта история разрушительной любви", а актриса лишь на мгновение сожмет до бела тонкие губы. Не согласна. Нет в этой пьесе никакой любви. Ни уважения, ни веры -ничерта. Однако зрители замрут, вожмутся в кресла и будут с жадностью следить за сценой её страданий, мук, вкушать чужую боль. Ведь многие так алчут разрушений.
Свет гаснет. Актёры с зажженными свечами, что так странно пахнут ладаном, выходят в полукруг. Лишь они освещают происходящее между главными героями действо.
Мавр прячется в тени. И глупые девочки после будут бояться темноты и спать при свете ночника, пока в их голове услужливо всплывет встревоженный голос:
- Кто здесь? Отелло, ты?
Она ждала. Без мужа ей не спится. Его тепло и запах простыни хранят и в них Дездемона ищет покой, даже сейчас, когда возлюбленный муж возвратился.
- Я, Дездемона.
Свет свечей нервно дрожит на смуглой коже актёра.
-Что ж не идешь ложиться ты, мой друг?
Друг. В этом слове столько нежности и тепла. Друг. Он не просто мужчина и муж. Она доверяет ему, она отдается его милости и в этом истинная трагедия Дездемоны.
-Молилась ли ты на ночь, Дездемона?
-Да, милый мой.
-Когда ты за собою какой-нибудь припомнить можешь грех, которого не отпустило небо, молись скорей.
Актёр выходит на свет. Именно свет принёс Дездемоне смерть. Он принёс ей этот последний пропитанный презреньеи взгляд дорогого человека. Уж лучше бы тот пришёл, как положено предателю и убийце: под покровом полной темноты- и не позволил девушке проснуться, ощутив всю тяготу и позор его неверия.
-Что это значит, милый? - Голос актрисы дрогнул. Она села в постели, что стояла в середине сцены. Тёплый свет окутал небрежную россыпь волос и кристальную чистоту глаз.
-Давай, молись! Но только покороче. Я подожду немного. Не хочу тебя губить, покуда к смерти духом не приготовилась ты. Боже упаси! - Он зол. Желваки играют яростяростью, а пальцы сжимаются и разжимаются. Кажется, вот-вот услышишь хруст.
Эта сцена всегда была ненавистна актрисе. Но каждый раз она проживала её снова. Смотрела со слезами в лицо смерти, пытаясь отыскать в чужом отрешенном взгляде один ответ: за что?
-Подумай о грехах своих. Скорее.
-Мои грехи - любовь моя к тебе! - Она почти кричит, и тянет руку в попытке достучаться до того, кто еще сценой назад смотрел на неё с трепетом и любовью.
-Вот за нее ты и умрешь сегодня...
-Смерть за любовь с природой не согласна. -Но Отелло лишь ударяет по руке жену. Кривится от брезгливости, словно женщина перед ним грязна и неопрятна. От этого голос Портер лишь надрывнее взывает к нему. Кажется, мгновение и она разрыдается от негодования и обиды. -Как страшен ты! Зачем кусаешь губы? Какое-то кровавое волненье приводит в дрожь все существо твое.
Она видит решимость на лице мужа. Понимание,что сейчас она для него, что чужая ранит. Но именно из-за него женщина не позволяет себе слез. Она выпрямляет спину, и хотя голос её дрожит, ей не в чем каяться и смотрит она гордо.
-То страшные предвестники; но все же надеюсь я, надеюсь, что не мне быть жертвой их.
Увы. Но круг из свечей теснит актёров друг к другу и драма разворачивается на глазах зрителей всё более явно. Множество глаз с жадностью смотрит на то, как порывисто мавр обходит супругу, как обвивает руками шею со спины и волосы её спадают на глаза. Кажется, единственную слезу всё же Дездемона обранила перед смертью. И эта слеза была вовсе не от предательства или боли. А от того, как слепо верил Отелло в то, что дарует ей милость. Его пальцы на тонкой шее становятся белыми. Хрип разносится по залу прежде, чем хрупкое тело прикрытое белым длинным пеньюарлм оседает в руках убийцы. Свечи задувают, зал погружается во мрак. И в полной темноте звучат первые аплодисменты.
